Нельзя ненавидеть себя — в этой профессии легче всего этому поддаться

Актриса театра «Старый дом» Альбина Лозовая о своих «инопланетянках», безумных актёрах и о том, как бороться со страхом и неуверенностью в себе.

— Что для тебя театр?

— Наверное, на данном этапе, для меня театр — это жизнь. Сложная, неоднозначная, многогранная. Здесь случаются моменты жизнеутверждающие: радость, счастье, эйфория, успех. А бывают трагедии. Проблемы, с которыми нужно справляться. Перипетии судьбы, которые необходимо как-то преодолевать. Театр — это не работа в общепринятом понимании, на которую ты приходишь, трудишься со стольки-то до стольки-то и уходишь домой. Театр преследует тебя везде. Это неотъемлемая часть твоей жизни.

— Ты можешь рассказать в какой момент жизни захотела стать актрисой?

— Это очень сложный вопрос. Мне кажется, в эту профессию идут, как бы странно это сейчас ни прозвучало, неуверенные в себе люди. Есть какой-то психологический фактор. Опять же, я сейчас не хочу клеймить всех артистов. Про себя могу сказать, что решение идти в актёрскую профессию, наверное, было рождено желанием уйти от привычной действительности, нашей реальности и создавать свои миры. Через множество судеб, показанных на сцене или в кино, через героев, что мы играем, проживая их жизнь, мы очень многое познаём в себе. Как будто это твоя индивидуальная эволюция, которая проходит чуть стремительнее, чем в любой другой профессии. Здесь мы умудряемся играть всё и всех в разных проявлениях. Это интересное саморазвитие.

— Настасья Филипповна — это твоя первая роль?

— Да, и это роль, благодаря которой я попала в этот театр. Я отнеслась к ней очень ответственно. Мне было ужасно страшно. Я очень рефлексирующий человек, я обязана смотреть на вещи с всевозможных сторон, объективно оценивать ситуацию. Так повелось с детства. И в работе над Настасьей Филипповной я поняла, что нужно срочно отрубать этого «спецпрофессора» в своей голове, который говорит: «Что ты делаешь так? Что ты делаешь не так?» Я, безусловно, относилась к работе очень серьезно, со всей присущей мне серьезностью. Но вместе с тем я заблокировала моменты ненужной мне рефлексии по поводу своих действий. Бывали, конечно, истерики дома, что ничего не получается, что я вообще бездарность. Как меня взяли и зачем? Нужно просто вовремя это отключать и не вариться в этих размышлениях.

— Как актёр вживается в роль или адаптирует её под себя?

— У меня не очень много ролей, чтобы о таком рассуждать. Как-то так получилось, что мы с моей коллегой Анастасией Пантелеевой (в «Идиоте» исполняет роль Аглаи Епанчиной — Прим. редакции) пришли в театр в тот момент, когда репетиционный период был уже «на ногах». Мне кажется, Андрей Михайлович уже имел представление о моей героине. Он стал подсказывать, направлять, воспроизводить обсуждения застольного периода, когда нас с Настей ещё не было. Благодаря художнику спектакля Ольге Шаишмелашвили сложился внешний цельный образ. Так появилась наша Настасья Филипповна. Конечно, у меня в голове был образ этой литературной Настасьи Филипповны: холодная, статная красавица с копной волос, в длинном платье и так далее. Очень скоро я поняла, что в этом театре так не работают. У нас получился немного образ инопланетянки, обиженного ребёнка в теле взрослой женщины. Она сломленная личность, которая скрывается за масками. Я бы никогда в жизни не могла подумать, что Настасья Филипповна может быть такой. Все сериалы и фильмы, которые я смотрела, спектакли, снятые, поставленные по роману, убеждали, что Настасья Филипповна монументальная, слегка истеричная героиня. Один  «Даун Хаус» породил сомнения на этот счёт. Что-то свое я стала привносить в роль уже после премьеры, когда начала понимать, о чём эта история, кто и что в ней я.

— Что в Настасье Филипповне есть от тебя?

— Наверное, стержень, который присутствует в героине. Она натура нестабильная — назовём это так. Как она меняется от сцены к сцене — адекватные, социализированные люди так себя не ведут. Этот стержень впервые явно проявляется в сцене драки с Аглаей. В этой сцене Настасья Филипповна как раз произносит монолог о насилии в детстве. Мы вышли и стали говорить. Каждая понимала, о чем. Я с присущей своей натуре жёсткостью просто высказала всё это, Андрею Михайловичу понравилось. А ещё в Настасье Филипповне мой юмор.

— С отсылкой на «Золотую маску». Что значат подобные номинации и награды для актёра и тебя в частности?

— Скажу, может, удивительные вещи, а, может, и неудивительные. Когда нас номинировали, а это было по онлайн-трансляции, я заболела коронавирусом. Я сидела дома с каким-то гнездом на голове, разбитая, уставшая, больная. И какое-то такое состояние было, что немного не до «Золотой маски». Мы ещё вышли на связь с нашими коллегами. Когда объявляли номинации, нам не было ничего слышно. Момент «за главную женскую роль номинируется Альбина Лозовая» я сначала не осознала. Если бы в обстановке рабочего процесса и репетиций я узнала, что номинирована на главную национальную театральную премию страны, то меня бы элементарно переполняла эйфория. А в тот момент эмоции были притупленные, я не могу это объяснить. Ну, был, конечно, трепет, когда мы поехали играть в Москву и на саму премию. Разумеется, был этот мандраж, когда приходишь в зал «Зарядье»: столько людей, на которых ты с восторгом смотрел и смотришь столько лет, а сейчас сидишь рядом с ними, в равных условиях. Воздействует, конечно, очень сильно. Но не скажу, что я бы душу продала, чтобы ещё раз это пережить. Я понимаю, что у меня, может быть, всё ещё впереди, а может и нет. Как опыт — это, конечно, великолепно. Когда в 22 года тебя номинируют на «Золотую маску» — это редкая удача. Это накладывает отпечаток и в том числе ответственность, потому что нужно соответствовать.

— Показ в «Электротеатре Станиславского» был более ответственным?

— Конечно! Это было очень страшно. Мы же играли четыре раза. Первый показ был для меня самый жуткий. Во-первых, люди — публика, которая видела уже все. Ещё и снимали — если бы я и об этом думала, то просто упала бы в обморок. Когда ты выходишь на сцену в чужой столице, а не в нашем Новосибирске, ты понимаешь, что нельзя пережать, включить эту штуку: «А я вот всем сейчас докажу! Сделаю так, как не делала никогда!» Когда ты так делаешь, все получается ужасно. Кошмарно. Я поняла, что нужно сохранить холодный рассудок и вбить себе задачи алгоритмом, чтобы идти и выполнять. Было волнение дикое, но вот ты начинаешь акцентировать внимание конкретно на своих задачах и выполнять их, успокаиваешься и понимаешь, что больше себя накручивал. Это меня и спасло — дисциплина, назовём это так. Но было страшно, конечно. Очень.

— Актёрское образование и карьера отражаются в обычной жизни?

— Ну конечно, это везде. Вот самый простой и безобидный пример. Это началось ещё с института началось, когда постигаешь азы. Ты перестаёшь смотреть нормально фильмы, ходить в театры так, как ты делал до этого. Смотришь фильм и наблюдаешь не только за работой актёров, но и за работой оператора, осветителя, художника, представляешь, как режиссёр репетировал с артистами. Ты уже не можешь отключить эти нейроны. Ещё очень смешно, не раз замечала за актёрами: вот идёшь ты по улице и, допустим, сломал руку. Сначала кричишь от боли, потому что у тебя торчит кость, мясо. Думаешь: «Как мне больно!» А потом в какой-то момент щелчок: «Так! Надо запомнить это состояние! Какие  ощущения, в какой я мизансцене, какое у меня выражение лица?» Это и есть театр — работа повсюду. Жизненный казус ты сразу начинаешь оценивать как актёр, запоминаешь свои эмоции, чувства, а потом воспроизводишь их на сцене.

— Что ты можешь рассказать об образе твоей будущей Анны Карениной?

— Одно могу сказать точно — она не совсем такая, как в романе. Безусловно, литературная Анна является примером, ориентиром. Но у нас она немного видоизменённая в том, что она какая-то неземная. Есть такие люди, которые со своим жизнеутверждающим поведением, несмотря на ужасные вещи, которые с ними происходят — разводы, смерти, болезни — не утрачивают веру. Например, в любовь, как у Анны. Её не сломало ничто. Это удивительно. В романе мы видим её трансформацию в немного негативном ключе, когда под воздействием разрушительных эмоций она ведёт себя отталкивающе. Но это же сложная психологическая история. Мы ориентируемся на Анну в более положительном ключе. У неё нет отступлений и сомнений. Она растеряна из-за событий, которые с ней происходят, потому что не готовилась к ним. Вронский, который изменил всю её жизнь, — это неожиданность. При этом она никогда не сомневалась в своих чувствах, и это главное. От этого утверждения своей любви, как собственной философии или даже религии, исходит её свет, который, довольно редко встречается.

— У тебя есть какая-то роль мечты в будущем?

— Нет. Хотя…хочется сыграть какого-нибудь отрицательного героя, трикстера. Обаятельную юморную злодейку. Девочки тоже иногда хотят похулиганить.

— В чем ещё тебе хочется самореализоваться?

— Театр — это не единственное, чем я увлекаюсь. Я бы чокнулась, если бы это было так. Я люблю читать, причем уже сейчас это делаю, обращая внимание на язык произведения, как писатель. Во время пандемии, когда мы на полгода выпали и подвисли в неизменном состоянии, вспомнила, как в детстве писала романы. Да, именно романы. Я люблю писать прозу. Надеюсь, что в один прекрасный момент смогу более углубиться в это. Пока я пишу что-то близкое к сказкам. Не совсем детское: с моим внутренним багажом не получается создавать детское. Вот хороший пример приведу: потрясающий мультфильм «Душа». Смотришь, и понимаешь, что это же мультик, но сколько в нём мудрости. В этом ключе пишу и я. Как говорит мой муж, это и есть гениальность — писать просто о сложном. Ещё очень нравятся языки, хочу, чтобы мой английский был уже наконец разговорным. И я люблю готовить — я очень домашний человек.

— Что ты можешь посоветовать людям, которые начинают свой творческий путь?

— Советую смотреть фильмы, читать книги. Даже если кажется, что это не нужно, сейчас ведь есть краткое содержание. Но нет, если хочешь связать свою жизнь с профессией, нужно быть начитанным, критически мыслящим человеком, шевелить мозгами. Ещё скажу одну очень простую вещь: нельзя ненавидеть себя — в этой профессии легче всего этому поддаться. Это очень сложно — работать с психикой, с чувствами. Всё это из себя вынимать, а потом воспринимать критику. Без этого никуда, — так будет всегда. Нельзя утрачивать веру в свои силы и забывать, кто ты. Ты человек в первую очередь, и ты достоин многого.